Мозаичные картины и шкатулки Геннадия Скирпичникова украшали музеи, частные коллекции и завоевывали призы на престижных фестивалях

Геннадий Скирпичников / Фото: архив «МП»

Как ювелирный Олимп покорился геологу-камнерезу Геннадию Скирпичникову.

13 ноября исполнилось бы 85 лет художнику Геннадию Скирпичникову. В узком кругу друзей - поэтов, живописцев, скульпторов, геологов - он прослыл Данилой-мастером, был уважаем на Колыме и далеко за ее пределами всеми, кто знал о его редком таланте.

Геннадия Сергеевича нет с нами уже 7 лет. По образованию он был геологом, приехал на Колыму в 1956 году после техникума, так прочувствовал здешнюю природу, камни, что стал с ними на ты, а они раскрывали ему свои тайны.

Геологу-художнику гордиться бы, видя, как восхищаются его произведениями, но он был робким, молчаливым и от этого казался незащищенным. Не верилось, что в малоприспособленных для творчества условиях создавал изящные мозаичные картины, шкатулки, которые украшали выставки, частные коллекции в нашей стране и за границей, завоевывали призы на самых престижных фестивалях, куда всегда его приглашали потому, что имя художника было на слуху.

Скирпичников - автор картин из яшмы, агата, оникса, аметистов, специалист по флорентийской мозаике, большинство его работ - колымские пейзажи.

Хижина дяди Гены

«Оттепель», 2004 г. (брусит, оникс, халцедон, 19,8x23 см, Магаданский областной краеведческий музей) / Фото из архива «МП»

Вспоминается поездка из Магадана в Хасын к Геннадию Сергеевичу в 2000 году. Осенним утром выехали к нему скульптор Александр Вашковец, поэт Анатолий Пчелкин, живописец Валерий Прасков и автор этих строк. Поездка ни к чему не обязывала - дружеская. Догорала золотая осень, мы восхищались красотой природы, а когда «прирулили» к апартаментам дяди Гены, поразились убогостью мастерской, больше похожей на прибежище для лиц без определенного места жительства.

Хозяин молча провел нас по длинному сараю, где были расставлены похожие на вазы друзы аметистов. Они шокировали своей красотой на фоне дырявого сарая - нежно-розовые, мерцающие сиреневые и фиолетовые. Любуйся ими, сколько хочешь, все равно не налюбуешься. Удивляло, как Геннадий Сергеевич смог создать из них композиции, которыми поражал воображение зрителей изысканных ювелирных салонов.

Мужчины из нашей компании вели неторопливую беседу, говорили об общих знакомых, попутно рассматривая работы Геннадия Сергеевича. Анатолий Пчелкин показал рукописи поэтов, объяснял при этом, что со словом нужно работать вдумчиво, вспоминал, как сам начинал в «Советской Чукотке», делал переводы, жалел, что тогда не было художников, некому было оформить первые сборники, потому книжки тех лет смотрятся по-сиротски.

Геннадию Сергеевичу разговор о стихах пришелся по душе, ведь он, о чем мало кто знал, сочинял их, но не особенно об этом распространялся.

Три Бориса

Геннадий Скирпичников / Фото из архива «МП»

Геннадий Сергеевич редко давал интервью, не считал это необходимым. Но однажды сказал так:

«Беспредельная благодарность зрителей помогла пожертвовать всеми благами ради того, чтобы подарить людям чудо».

Свое свободное время, отпуска и деньги вкладывал в творчество, привозил со всех уголков страны живописные минералы. Сам носил их в рюкзаке на своих плечах и собрал уникальную коллекцию камней.

О нем тепло говорили его друзья на встречах и мероприятиях, где они собирались. Самые близкие - геологи, три Бориса: магаданцы Седов и Жуланов и Карельский из Карамкенской экспедиции. Борис Карельский рассказал, что Геннадий Сергеевич с отличием окончил геологоразведочный техникум, взял распределение на Северо-Восток. Здесь начинал с полевых экспедиций, копировал работы великих мастеров. За 57 лет на Колыме разведал месторождения, вырастил плеяду молодых геологов, оставил богатое творческое наследие.

Ветеран геологии Борис Седов из СВКНИИ вспоминал, что Геннадий Сергеевич начинал младшим техником-геофизиком, а стал старшим геологом производственного отдела Центральной геофизической экспедиции. Еще в молодые годы увлекся пейзажными камнями-самоцветами. Работа позволяла заниматься хобби, которое с годами стало смыслом жизни. Он по праву считался в художественной среде одним из немногих непревзойденных по мастерству авторов флорентийской мозаики, побеждал в конкурсах «Ювелирный Олимп».

Борис Жуланов сказал о нем:

«За что бы ни брался Геннадий Сергеевич, все было отмечено глубиной познаний и профессиональным уровнем, творческим отношением и талантом. Это касалось разведки и открытия месторождений золотоносных руд, составления геофизических карт Северо-Востока, стихов, живописных пейзажей в камне, мозаичных панно. Его умение дружить и поддерживать коллег и близких, эрудиция и познания в науках, искусстве сформировали круг единомышленников».

Борис Жуланов написал очерк о Геннадии Скирпичникове, в нем отметил, что его друг никогда не поступался принципами, как бы ни была высока за это плата. Его писательский талант и природные способности, влечение к искусству сохранили прекрасные образцы прозы и поэзии, ремейки картин великих художников Ивана Шишкина, Ивана Крамского, Михаила Врубеля, Алексея Саврасова и Василия Поленова.

«Увлечение изготовлением копий с живописных шедевров, выполненных в перерывах между полевыми экспедициями, многие из которых хранятся в домах его друзей и близких, привело его к попытке реализовать потенциал с использованием прекрасно известного ему материала - природных камней. Не сразу был найден стиль в изготовлении мозаик, были поиски через известный всем самый трудный - флорентийский. В этом стиле Геннадий Сергеевич изготовил несколько мозаик на основе известных картин и композиций, в том числе по мотивам Федора Васильева «Осень» и автопортрет. Вершиной творчества стали авторские картины из его любимых минералов: брусита, халцедона, яшмы, оникса, аметистового кварца, газганского мрамора», - писал Борис Жуланов.

Вместо красок - камень

Геннадий Скирпичников с женой Натальей в молодости / Фото: архив «МП»

За этими словами друзей Скирпичникова - огромный пласт непростой и трудной человеческой судьбы. Голод и слезы матери четверых детей - самые яркие впечатления детства. Может быть, тогда в душе мальчишки зародилось огромное желание приносить людям радость и счастье, которого самому не хватало. И он добился своего. Живописные картины мастера вызывают только восторг и ощущение сказки.

Геннадий до 9 лет не знал, что такое не хотеть есть, и думал, что может съесть 10 буханок хлеба. Потом он был огорчен до слез, когда не мог доесть вторую, ведь все голодное военное и послевоенное детство представлял, как до отвала наестся ароматными свежеиспеченными булками. А когда это случилось, разрыдался и горевал.

Что осталось после художника? Память о нем хранит вдова Наталья Дмитриевна. Признание его таланта профессионалами случилось в конце 1990-х. Когда весной 2014 года его хоронили, вспоминали, какое восхищение вызывало его творчество у зрителей Магадана, Санкт-Петербурга, Москвы, Анадыря. Сколько раз на выставках люди удивлялись, не сразу догадываясь, что перед ними вместо красок - камень, картины не живописные, как казалось публике на первый взгляд. До того хороши были созданные им портреты, пейзажи, шкатулочки. Любая выставка заканчивалась отзывами о его произведениях только в превосходных эпитетах.

Но сколько творений, увы, исчезло! Так был велик соблазн у нечистых на руку во что бы то ни стало иметь его произведения. Например, шедевр «Избушка Коковани». Нет даже фотографии этой работы. Ее украли. И, как ни клялись перед художником, отыскать эту изящную работу, да и многие и другие, которые постигла та же участь, не удалось. Но автор всех простил. Творчество требовало от художника колоссальных затрат души, таланта и времени, не обеспечивая хлеб насущный.

Память

«Скалистый берег», 1999 г. (брусит, оникс, кальцифир, 38x26 см, СВКНИИ) / Фото из архива «МП»

Несколько лет назад в п. Хасын по инициативе сестры мастера архитектора-художника из Санкт-Петербурга Любови Сергеевны, друзей Ирины Жулановой и Бориса Карельского открыт монумент. Эпиграфом мемориального места стали строчки из стихов Геннадия Сергеевича «Следы на дорогах», опубликованных в рукописном альманахе «Мимика», изданном в 1965 году.

«На рельсовой стали следов

не оставишь.

На зеркале моря царапать

 устанешь.

А по поднебесью, когда

пролетаешь,

Ни кровью, ни песней тропы

не оставишь.

Дороги не помнят

вагон-ресторана.

С дорогой знакомят

костровые раны.

Дороги забудут качанье

каюты,

Но помнят минуты

усталости лютой.

Когда же, бывает,

по бездорожью

Шагают, вминая

нетронутость ноги,

Тогда возникают приметы

дороги».

Марина ПРАСКОВА.